Сергей КОСТИН

ПОДОПЕЧНЫЙ

* * *

Белоснежная яхта плавно покачивалась на серебряной дорожке от огромной желтой луны.

Небо Карибского побережья мерцало от бесчисленного количества ярких звезд.

Теплый песок просачивался сквозь пальцы, и хозяйка ночного неба внимательно смотрела мне в глаза.

Безумно красивая мулатка, улыбаясь, вышла из моря и, обжигая прохладным телом, склонилась надо мной. Ее гибкие пальцы взъерошили мне волосы, и приблизившиеся губы прошептали:

— Идем на яхту. Скоро утро, а мы должны еще так много узнать друг о друге.

Лицо склонилось ниже, и я почувствовал, как упруга ее грудь, как сильно стучит сердце.

Страсть, всепоглощающая страсть, охватила меня, заставляя дрожать от радости и счастья.

— Нет, нет! Не сейчас и не здесь, — Мулатка тихо засмеялась, — Ты так нетерпелив. Идем. Идем же скорей… Идем…

— Вась, а Вась? Ну пойдем что ль?

В один миг исчезло и Карибское побережье и белоснежная яхта и прекрасная мулатка, которая так желала меня. Видение улетучилось, и я вновь вернулся в реальность. Серую и обыденную…

— Вась! Ты чё, оглох штоль?

Клавка, в деревне ее за глаза еще называли "дурой озабоченной", тряхнула меня за рукав так, что затрещали нитки.

— Вась! Все уж поди в клубе давно. Нынче с города лектор приехал. Чудной такой! Ну, прям козел.

От Клавкиного смеха затихли на деревне собаки. А я в который раз за этот день подумал, что беда одна, действительно, не ходит. Вчера чуть в бане ногу не подвернул, а сегодня… Вот она — беда. Рядом сидит.

Да и не беда, а целая катастрофа. Говорили мне мужики, чтоб отказался ее провожать. Так нет! Скучно мне стало. Дай, думаю, доведу до дому. Не убудет. Вот и проводил. Со вчерашнего вечера шляемся. Прилипла стерва, не отодрать. Это ж Клавка.

— А чё я в клубе не видел? — сдавать последний мужской бастион не хотелось. Мужик должен быть самостоятельным, — Снова дрыгаться под Пашкин магнитофон, да рожи Кругловским бить?

— Так Кругловские после давешного с неделю не заявятся. Ты ж им все ребра переломал.

— Сами виноваты.

Сказать по правде, ребер я не ломал. Так, накостылял немного. Чисто по деревенски.

— Вась, а Вась? Пойдем уж что ли?

Клавка сдаваться не желала. Я то знаю, что у нее на уме. — "Гляди деревня, какого я мужика отхватила!"

Вообще то с Клавкой шутки плохи. Этой тридцатилетней бабе страсть как хотелось любви. Все бы ничего. Да характер у нее был не слишком мягкий, рожей не вышла, да и фигура не ахти какая. Это я слабо сказал.

Клавка, она баба такая, что не по ее, сразу по роже.

— Ну что, касатик, пойдем?

По голосу я сразу определил — у Клавки начинает портиться настроение. Эт понятно. Я ее со вчерашнего дня за нос вожу. Она меня на сеновал тащит, а я ей о природе. О птичках да о цветочках. Клавка домой зовет, а я о работе. Но сейчас, видимо, совсем приспичило. А если у Клавки портиться настроение — жди неприятностей.

Много мужиков в нашей деревне пострадало через непомерную Клавкину любовь. Взять хотя б последний случай.

Приглянулся ей наш председатель. Мужик семейный и сильно башковитый. Но вот запал он ей.

Выловила его на скотном дворе. Так мол и так, люблю, говорит, до безобразия. Бросай семью и все такое прочее…

А председатель с дуру и ляпнул, что рожа у Клавки…

Во общем, я сам его в район отвозил. До сих пор в бинтах лежит, Клавке спасибо говорит, что не до конца изувечила.

Да не он один такой. Клавка… Она и есть Клавка. Баба не совсем глупая, но… дура.

Я так думаю, что у нее от любви сдвиг пошел. Ладно б на лицо хороша была. Так нет. Я вон и то, на что неразборчив, и то только в потемках могу на нее смотреть. И чё я поперся? Теперь надолго. И ведь что самое интересное? Завтра вся деревня узнает, что я, Васек Веселов обманул девицу Клавдию. И все поверят. Потому, что выгодно всем.

А мужики вздохнут облегченно. Эге-гей, слышали новость то? Клавка придурка нашла.

Смех смехом, а тоскливо. Либо в сельсовет потащит, либо отправит к председателю соседом. Ишь как льнет! Голову на плечо укладывает.

— Вась, а ты меня любишь?

Состояние от слабо вялого сигануло в удивленно ошарашенное. О-йё! Так… Начинаться… А я все думаю, когда любовь попрет? Теперь только успевай отбрыкиваться.

— Ну чё молчишь… а…?— Клавкино тело заколыхалось, и в этой вибрации почувствовалась угроза. Плохой знак, скажу я.

И чё теперь говорить? Не люблю? Так ведь с ходу зашибет. Вон как ручища изгородь поглаживает. Я хоть и сам мужик не робкий, но боязно что-то стало. Не! Это последний, так сказать, запасной вариант. Скажу люблю. А потом разберусь. Нет. То ж не годиться. Она меня тут же на лавочке и завалит со страсти. Под луной, так сказать, и под звездами. И не отбиться. В ней же… Господи, сколько ж в ней пудов то… Она ж как…

До размышлять Клавка не позволила. Она, видимо, сочла, что достаточно обхаживала мужика и теперь имеет на него (я имею в виду на меня), полное, так сказать, гражданское и уголовное право.

Она сграбастала в пригоршню ворот моей рубашки и рванула на себя…

А я мужикам до последней минуты не верил…

— Вася! Я тебя в последний раз спрашиваю! Считаю до трех…

Перед глазами ненавязчиво всплыл образ горячо любимого председателя. Еще здорового и не покалеченного. Интересно? Она его предупреждала или нет?

Ведь знал, что все так кончиться. Дурак ты Васек был, дураком сейчас и помрешь. Клавка на все способна.

Пока я судорожно пытался найти слова, Клавкина рука поднялась в широком замахе над моей головой в непреклонном желании обрушиться на невинного человека.

Меры принимать нужно было срочно.

— А пойдем ка мы действительно в клуб.

Если что мне и нравиться в Клавке, так это ее не просветная дурость, затуманенная озабоченностью.

Мгновенно позабыв о последнем своем вопросе, Клавка ткнулась толстыми губами в ухо и зашептала горячо:

— За это я тебя Васечька и люблю…

Когда ж ты, гадюка, полюбить успела? Я ж с тобой всего то ничего. И так разумею, что все равно избавлюсь от тебя.

И в глазах вдруг снова заблестела дорожка от луны и белая яхта. И на ней ждет меня…

Клавка бесцеремонно разрушила и это видение.

Протяжный и смачный поцелуй возвестил всему Зареченскому району, что безработная и незамужняя девка Клака, тридцати лет от роду и росту под метр восемьдесят, наконец-то встретила свою очередную любовь и не отдаст ее никому. Разве что гробовщикам или районному хирургу.

И что самое интересное! Я тоже понял, что отвязаться от Клавки так просто не получиться. И я, здоровый бугай, влип в это дерьмо как… Идиот. По буквам и с расстановочкой. Кончилась жизнь беззаботная. Наступает прессинг и тирания. И никто не вспомнит, что был такой парень — Васек Веселов. Ну я и…

— А теперь за мной, касатик…

И не было в этом голосе просьбы. Только приказ.

Обреченно вздохнув, я, подцепленный железными ручищами новой подруги, покорно поковылял рядом. А в голове замельтешили черные замыслы избавления.

Нет, ребята! Я не тюфяк деревенский. И уж отмахнуться от Клавки смог бы. Но бить женщину? Я хоть и в дерене родился, но тож кое чего понимаю в джентльменстве. За это меня в деревне и любят. И в армию потому не призвали. Кстати, занятная история получилась с этой армией.

Лет десять назад, когда повесточку принесли, я весь колхоз на уши поставил. В смысле, загулял на последок. По страшному.

Дошло такое дело до самого председателя. Тот сразу собрание собирать. Так мол и так, нельзя парня в армию пущать. Колхозу он нужнее.